**ностальгия**

[Rainy I-Chi]

Все таки "Азбука" - самое прекрасное, что я написала про Акаме) Люблю этот свой фанфик! **гордо пушнит хвость**
Его не испортило даже то, что матчасти я не знаю.
И я обожаю там Танаку, он прекрасен

**подумывает и сюда положить ентот текст**

@темы: "Не чиипаха, а плинцеса!"

Comments

[Rainy I-Chi]

А - Атлантида.
- Ты опять фальшивишь!
- Да на себя посмотри!
Они слишком долго были вместе.
Джин закрывает глаза, и окружающие его звуки постепенно растворяются в звенящем тумане. Где-то на заднем плане все еще продолжают спорить Татсуя с Танакой, но это его уже не беспокоит.
У Джина над головой ослепительно синее небо. Оно немного похоже на небо Окинавы. только еще более яркое. В вышине, размахивая лапами, пролетают белые облачные драконы, и Джин улыбается, запрокинув голову и щурясь от солнца. Море с тихим шуршанием упорно пытается намочить его темно-синие кроссовки, но золотистый песок гасит волны. Даже не оглядываясь, Джин знает, что сзади него в окружении зеленых кустов жасмина стоит небольшой дом. Деревянные доски, которыми выложен пол веранды, едва слышно поскрипывают от времени и переживаний. Черно-белая кошка с розовым пятнышком на носу умывается, сидя на окне.
В этом доме вкусно пахнет свежеприготовленным карри, и Джину до смерти хочется обернуться, стремительно взбежать вверх по ступенькам старого крыльца, и крикнуть звонко в бархатную полутьму коридора: "Тадаима!"
Но сзади него только зеркало, и Джин разочарованно отводит взгляд, не видя, как отражение Каменаши торопливо убирает руку, которой, словно козырьком, защищалось от яркого солнца Атлантиды.

Б - борьба.
В начале Джин думал, что инопланетяне прилетели и подменили Каме идеальной копией, высокотехнологичным кибернетическим механизмом. Может, в этой мысли была виновата недавно прочитанная книга, или просто Джину хотелось верить, что настоящий Каменаши сейчас где-то там ждет его и надеется на спасение.
- Он просто вырос, - пожимает плечами Танака в ответ, немного грустно улыбнувшись, - И тебе пора.
Джин кивает, отходя в сторону с дороги, по которой целеустремленно шагает Каменаши.
Иногда Джину еще кажется, что где-то там, под фарфоровой маской холодного айдола, бьется в плену маленький Казуя, расшибает руки в кровь о холодные карие глаза взрослого Каме. Но Джин уже достаточно умен, что бы понимать, что это все лишь его выдумки, и больше не строит иллюзий, воображая себя принцем на белом коне.
Нет смысла.

В - верность.
"Это все - привычка", - с раздражением думает Джин, швыряя полотенце в свой шкафчик. Взгляды, прикосновения, обрывки слов - все это давно стало фансервисом. Он одевается, зашнуровывает ботинки, застегивает куртку. Джину кажется, что он еще никогда не был ближе к тому, что бы все бросить. Татсуя ловит его у самого выхода.
- Эй, - говорит Татсуя, и Джин останавливается, сам не зная почему. Логичнее было бы сделать вид, будто он ничего не слышал и захлопнуть за собой дверь.
- Подожди, - торопливые шаги Татсуи словно выстрелы. "Каблуки, - Джин стоит, не оборачиваясь, - Зачем он носит каблуки вне сцены?"
Татсуя останавливается, не дойдя до Джина нескольких шагов. Стоит сзади, словно камень, нависший над пропастью.
- Ты знаешь, Каме ни с кем не разговаривает.
- И что? - это не та информация, которую ему нужно знать, уверен Джин. Он не понимает, почему все упорно пытаются воскресить призраки прошлого, хотя ни он, ни Каменаши больше не дети.
- Вы же друзья, - Джин не уверен, послышалось ли ему в голосе Татсуи ехидство, или нет. Пока тот не добавляет:
- Были.
"Были, - Джин осторожно закрывает за собой двери, словно те готовы рассыпаться пылью от слишком резких движений - Прошедшее время. Были".

Г - гордость.
В полутьме комнаты сложно разглядеть силуэт практически неподвижного парня, стоящего у окна. Он прижимается плечом к стене, ладонью удерживая занавеску так, что бы в получившуюся щелочку было видно улицу. Снаружи окно кажется темным и неприветливым, сливающимся с темно-серой окраской дома.
Джин не знает, зачем он ищет в записной книжке телефона уже давно чужое имя. Раньше было достаточно посмотреть последние вызовы - девять из десяти звонков были именно на этот номер. Теперь же ему приходится несколько раз набирать разные варианты имени, под которыми он мог его записать.
Он не доверяет своей памяти, педантично проверяя каждую цифру.
И даже проверив все и нажав на кнопку вызова, все равно сомневается.
Сотовый громко жужжит на кровати, по потолку разбегаются волшебные разноцветные зайчики. Он надрывается несколько минут, упорно пытаясь дотянуться до хозяина, скрытого темнотой. В конце концов, словно поняв всю бесплодность попыток, он замолкает.
Пряча телефон в карман, Джин пожимает плечами и разворачивается. Не то что бы он ожидал чего-то другого.
Парень у окна прижимается лбом к холодному стеклу. Он кривит губы, то ли от смеха, то ли от боли.

Д - дороги.
Пол репетиционного зала кажется монолитным - но это только если не приглядываться. Джин уже давно знает наизусть эти тонкие ниточки-дорожки, разбегающиеся из-под его ног в разные стороны.
Вот эта четкая, белоснежная дорожка ведет к Уэде. Почти в самом конце она раздваивается, и сколько Уэда не крутит пируэтов, даже его ботинки от Гуччи не в силах объединить ее вновь.
Тонкая, почти незаметная - Танака. Когда Джин слышит рэп, он всегда улыбается, вспоминая эту линию, словно нарисованную воздушной акварелью.
Прямо от правого ботинка Джина начинается угловая линия, усеянная небольшими щербинками. Она уверено ложится под ноги Тагучи, тихо пощелкивая под тяжелыми ударами каблуков.
Самая глубокая линия ведет к Накамару. Резкая и угловатая, словно битбокс, она несется следом за Юичи, где бы он ни был.
Джин стоит, опустив голову. У квадрата под его ногами четыре стороны, четыре линии, четыре дорожки.
И одна трещина.
Непредсказуемая, порывистая, она то исчезает, то появляется вновь. Короткая, словно взгляд, она умещает в себя всю жизнь Джина.
И на другом ее конце Каменаши ждет сигнал к началу репетиции.

Е - естественность.
Яркие концертные костюмы все еще похожи на ошибку неопытного дизайнера, блестки мех и перья комбинируются в таких диких сочетаниях, что даже привычному ко всему Татсуе становится немного дурно.
- Мы что, в этом будем выступать? - говорит он, и костюмер кивает.
Каменаши уже оделся и вышел в коридор, остальным ничего не остается делать, кроме как последовать его примеру. Уэда и Накамару одеваются быстро, интуитивно найдя все нужные застежки. Джин, запутавшись в штанах, не поднимает головы, но все равно слышит, как хлопает дверь, открываясь и закрываясь за участниками группы.
- Дай помогу, - Танака легко бьет Джина по пальцам и, встав на колени, сам пристегивает многочисленные цепочки и карабины, - Вот так.
Джин оглядывается. Все уже давно ушли, даже Джунно, который обычно одевается последним и вынужден бежать, догоняя остальную группу.
- А где... - имя застревает у него в горле, и Джин шипит сквозь зубы, - Где все?
- Ушли, - лаконично отвечает Танака и, поднявшись, твердо смотрит Джину в глаза, - Побежали догонять?

Ж - желание.
Он еще успевает подумать: "Да пусть все это уже закончится!" прежде чем неловко приземлиться на пол, едва не сломав руку. Запястье болит, и Джин весь концерт старается поменьше двигаться, что просто смешно, учитывая количество его танцевальных номеров.
- Желание успел загадать? - улыбается Джунно уже после, и хлопает его по плечу.
- А? - недоумевающе переспрашивает Джин. Он слишком устал, что бы пытаться разгадать очередной ребус, который придумал Тагучи.
- Ну ты же звезда, - довольно смеется Джунно, - И ты упал!
Джин стоит молча и Джунно немного нервно добавляет:
- Типа упавшая звезда, желание... Ну ты понял?
Кивнув, Джин поднимает глаза, глядя на Тагучи, и тот чувствует, как холодок пробегает между лопаток.
- Понял, - говорит Джин, и Тагучи становится страшно от его голоса.

[Rainy I-Chi]

З - зима.
На улице холодно, и Джин достает из шкафа свой любимый теплый шарф. Он закутывается в него, вдыхая почти выветрившийся запах Burberry, и закрывает глаза.
Джин думает о том, что где-то на другом конце земли уже вовсю хозяйничает лето. Солнце золотистыми пятнышками покрывает землю, бросается под ноги, прячется в цветах, и жасмин пахнет так сладко, что кружится голова. Там можно одеть майку и джинсы, и старые кроссовки, зашитые разноцветными нитками, потому что никто, ни одна душа не знает, кто такой Аканиши Джин. Там можно стать наконец самим собой.
Токио кажется бесконечной сияющей пустыней, когда Джин смотрит в окно. Ночью пошел снег, все вокруг непривычно белое, и солнце, отражаясь, слепит глаза. Джин одевает темные очки и рокерскую куртку. Чертов имидж.
Когда он наконец доезжает до работы, то чувствует, что весь замерз.

И - искренность.
- Ты идешь? - Каменаши неожиданно останавливается у самых дверей. От удивления Джин тоже замирает, едва не выронив из рук сумку. Он не может понять, привиделось ему это, или произошло на самом деле.
- Как хочешь, - пожав плечами, говорит так и не дождавшийся ответа Каме и быстрым шагом почти бежит вдоль по коридору.
Спустя несколько минут тем же путем кометой проносится Джин, но все, что он видит на улице - это темнота, фонари и пустая улица.
Джину кажется, что он идиот.

К - клетка.
Подчиняясь воле невидимого дрессировщика, они улыбаются и шутят. Все давно отрепетировано и выверено до последней черточки, согласовано с менеджером и заучено наизусть. Джин злится, глядя на прилично улыбающихся одногрупников, и назло всем несет какую-то чушь. Накамару охает, в притворном изумлении прикрывает ладонью рот, но глаза у него серьезные и немного жестокие.
"Осторожнее, Аканиши, не перейди границу", - говорят они.
И Джин улыбается в ответ насмешливо и бесстрашно, он дышит опасностью исключения из ДжЕ, словно чистым кислородом, пьянея на глазах. Он заигрывает с залом, танцует, чудом удерживаясь на грани приличия, и не замечает, как судорожно сглатывает стоящий в стороне Каменаши.
Джин ходит перед зрителями, словно тигр по арене цирка.

Л - лиса.
В подъезде так вкусно пахнет, что Джин запинается на каждой ступеньке, пытаясь оттянуть миг возвращения домой. У него в руках пакет с лапшой, но репетиция оказалась настолько тяжелой, что у парня нет сил даже на то, что бы заварить себе в мисочке ужин.
Открывая дверь, Джин шумно принюхивается в последний раз и задерживает дыхание с твердым намерением не выдыхать до следующего завтрака. Однако свет на кухне и непонятный шум заставляют его удивленно вскрикнуть.
- Окаэри! - Каменаши одет в фартук, волосы собраны в хвост, и Джину кажется, что он попал на съемки дорамы. Ничем другим он не может объяснить то, что Каме стоит возле его старенькой плиты, в жизни не видевшей ничего страшнее чайника, и готовит карри.
Молча разувшись, Джин бросает пакет в прихожей и идет в ванную. Умывается ледяной водой, яростно вытирается жестким полотенцем, все еще надеясь проснуться.
Каменаши не исчезает, и Джину ничего не остается, кроме как сесть за стол. Он смотрит на спину Казуи, на его шею, затылок. На невидимые ушки, которые Каменаши то и дело прижимает к голове, пофыркивая от нетерпения. "Тоже проголодался," - думает Джин, хотя иногда ему кажется, что голод и Каме несовместимы. Вообще Каменаши не совместим ни с одной человеческой слабостью.
Но сейчас на кухне тихонько напевает Казуя-из-прошлого, ему пятнадцать лет и он еще не стал идеальным роботом, и Джин-из-настоящего улыбается, пытаясь скрыть слезы в глазах.

М - маска.
- Эй, ты хоть представляешь себе, сколько она стоит?! - возмущенно кричит Танака, увидев в руках у Джина венецианскую маску. Каменаши машет рукой, успокаивая Танаку:
- Да все нормально.
Но Танака видит, что ничего нормального в этом нет. У Джина лихорадочно горящие глаза, и пальцы нервно подрагивают, удерживая белый фарфор за край, украшенный кружевом. Когда он подносит маску к лицу, Танака с трудом удерживается от крика.
"НЕТ!" - хочется заорать ему, но вместо этого он издает какой-то мышиный писк, и Джин одевает маску, становясь похожим на безумного танцора.
- Мне идет? - дурачась, хриплым шепотом спрашивает Джин у Каменаши, и тот вздрагивает.
- Нет, - словно под гипнозом, Каме силится закрыть глаза, но не может. Джин медленно разжимает пальцы, и маска скользит на пол, похожая на замерзший лепесток белой розы. Взгляд у Джина непривычно серьезный, а улыбка кажется блуждающей по губам самостоятельно.
- Ой, - говорит он, и садится на корточки, собирая белые осколки с пола.
На секунду Танаке кажется, что обломки складываются в иероглиф "вечность".

Н - ночь.
Когда Каменаши неожиданно предлагает помочь со сложными движениями в танце, Джин, едва не поперхнувшись, с трудом мямлит что-то похожее на "спасибо". Ему невыносимо стыдно, и он украдкой прикладывает ладонь к щеке, проверяя, не покраснел ли. Кожа кажется раскаленной, и непонятно, температура ли это, или нечто большее.
Когда-то давно, в другой жизни, Джин учил Казую танцевать, со смехом комментируя каждое свое движение. Он вытаскивал неразговорчивого Казу на улицу, и бесконечно повторял повороты и пируэты, с упоением крутил бедрами и высовывал язык, подражая сенпаям. Даже когда изо всех сил затыкающий себе рот Казуя начинал задыхаться от хохота, Джина невозможно было остановить. А потом они вместе сидели на скамейке в парке, Джину казалось, что перед ними расстилается зеленое море, и он боялся шагнуть вперед, что бы не утонуть.
Теперь у Каменаши четкие и легкие движения, словно он от рождения умеет танцевать, сводя с ума всех вокруг. Он двигается медленно, давая возможность Джину запомнить каждый свой шаг, каждый взмах руки. И Джин повторяет, чутко вслушиваясь в чужое дыхание, подстраивая удары своего сердца под ритм Каме.
Ему кажется, что он может танцевать так бесконечно.

О - оборотень.
Джин чешет в затылке, смущенно улыбаясь:
- Простите...
Хореограф только вздыхает в ответ. Он уже давно привык, что Аканиши-кун может перепутать движения даже на выступлении, в прямом эфире, под прицелом десятка камер.
Тагучи тихонько хихикает откуда-то сбоку, и Джин, не поворачиваясь, молча показывает ему кулак.
- Простите, - Татсуя, устало прикрыв глаза, машет рукой, привлекая внимание стаффа, - Давайте сделаем перерыв?
- Да, конечно, - обрадовано кивает хореограф и, отвернувшись, добавляет шепотом, - Может хоть тогда все нормально пройдет...
Усевшись на пол возле огромного зеркала, Джин с притворным интересом оглядывается. Конечно же, он слышал слова хореографа, и естественно, он сделает вид, будто ничего не слышал. Ни к чему остальным видеть его расстроенным.
Когда рядом садится Каменаши, Джин подтягивает колени к груди и утыкается в них носом. У Казуи суровый и непреклонный вид, не сулящий ничего хорошего.
- Вечером же все нормально было, - выдыхает Каменаши, следя взглядом за суетливо бегающими возле двери людьми. Выходя, Танака запнулся о какую-то трещину в полу и, падая, уронил несколько камер.
Джин пожимает плечами, не делая попыток объясниться, и Каме, подождав пару минут, встает, направляясь к Татсуе. Объясняет ему что-то, то и дело слегка кланяясь.
"Наверное, извиняется," - думает Джин, крепче стискивая руки. На плечах под тонкой майкой остаются отпечатки, словно тигриные полоски.

[Rainy I-Chi]

П - полет.
- Реактивный след, - говорит Татсуя, вглядываясь в чистое осеннее небо. Тагучи кивает, прислоняясь плечом к оконной раме, и, подышав на холодное стекло, рисует самолетик.
- Красиво, да?
- Очень, - Танака отрывается от нотных листов, разбросанных на столе, оценивающе разглядывает по детски неуклюжий рисунок, и показывает большой палец.
Дорога до окна словно взлетная полоса. Самолет, вильнув на прощание белым хвостом, исчезает вдали, и Джину кажется, что это дракон, загребая лапами, мчится где-то в вышине.
- Забери меня с собой, - он не произносит ни слова, лишь губы едва заметно двигаются. Если хорошенько разбежаться, одним прыжком вскочить на подоконник, пролетев между двух "Т" - Татсуей и Тагучи...
На пустое место перед окном с независимым видом садится Каменаши. Презрительно поджав губы, он оглядывается, и Джин торопливо утыкается взглядом в упавший на пол лист с текстом новой песни. Иероглифы похожи на капли туши, лишь иностранные буквы виднеются четко, сразу бросаясь в глаза.
Look into my eyes...

Р - роль.
Кто-то должен был стать примером для остальных. Почему бы не Джин?
Раньше он и не думал, что сильно выделяется, особенно на фоне сенпаев. Разве что смазливой мордашкой да веселым характером. Тем, что он не боится идти вперед и оглядываться назад. Дружелюбие, обаяние, харизма - все это Джин видел в других и отражал, словно зеркалом, своей душой.
Но, наверное, было еще что-то. То, что сам Джин изо всех сил прятал в глубине себя, то, что увидел Джонни-сан. Увидел и испугался.
Джин смеется и хлопает себя по лбу раскрытой ладонью. Нет, Джонни-сан не боится ничего, просто Джин опять где-то напортачил, и теперь он станет примером-как-нельзя-делать.
И Джину уже нельзя отказаться от этой роли, поэтому он ходит по коридорам, украдкой прикасаясь к знакомым дверям, не решаясь постучаться и зайти.
Он сам себя загнал в угол.

С - слова.
Перед отлетом Джин только и делает, что болтает об Америке. Страна свободы и независимости, где по улицам ходят пышногрудые гайдзинки с золотыми волосами - Коки завистливо вздыхает, прикусывая нижнюю губу. А американские клубы? А студенческие общежития, эти островки вседозволенности и восхитительной атмосферы молодости и куража?
Татсуя бросает сменным тапком в спину заливающегося соловьем Джина, скорее привлекая его внимание, чем всерьез пытаясь ударить.
- Эй, а ну хватит! Не хватает нам еще Танаку потерять!
Джин заливисто смеется, запрокинув голову и прищурив глаза. Он похож на Питера Пена, возвращающегося в свой Неверленд.
Прощание всегда дается Джину тяжело. Он частенько дурачится, копируя известных актеров, и полностью оправдывает свое прозвище "Баканиши", лишь бы не говорить эти два слова.
"Ja ne".
Всякий раз у него замирает сердце.
Всякий раз ему кажется, что он прощается навсегда.
И еще страшнее, что может быть на этот раз он прав.

Т - тигр.
Скука - отличное прикрытие для всепоглощающего ужаса, который охватывает Джина, когда он оказывается в чужой стране, один, без друзей, поддержки и денег. Джин очень активно скучает - в классе, на улице, или выпивая со случайными знакомыми в баре. Он делает много фотографий, что бы было чем похвастаться перед одногруппниками, когда вернется.
С притворной усталостью прикрывая глаза рукой, Джин отмалчивается в ответ на просьбы рассказать о своей жизни в Японии, или начинает нагло врать. Сам себя уговаривая, что его настоящая жизнь никому не интересна, он сочиняет настоящие триллеры, лихо закручивая сюжет и выставляя себя то Суперменом, то Джеймсом Бондом.
Сидя на лекциях, он изо всех сил пытается не уснуть, разрисовывая тетрадку английскими буквами. Иногда ему кажется, что в этом есть какой-то смысл, но чаще всего это просто беспорядочная мешанина из странных слов. Вечером он идет в клуб со случайными знакомыми и отрывается на танцполе, показывая высший класс. Джин ловит восхищенные взгляды, коллекционирует их, словно бабочек, сам не зная зачем. Разноцветные клочки бумаги с телефонами валяются в ящике его стола, рядом со сломанным телефоном.
Он возвращается в общежитие глубокой ночью, делает себе крепкий кофе, выходит на балкон покурить. Луна смотрит на него сверху, и Джину сложно представить, что на нее же он смотрел в Токио, сидя в ночной электричке.
Когда под утро он все же засыпает, свернувшись в кресле, то проваливается в странный мир.
Мир, в котором он бежит по морю на четырех лапах, и черные полоски на его рыжей шкуре закручиваются в странные узоры. Он случайно смотрит вниз, и обмирает от ужаса - под ним сотни метров воды, и Джин знает, что если остановится, то его затянет в эту бирюзовую пропасть. Поэтому он продолжает бежать вперед, но кругом лишь море и волны, и Джин начинает сомневаться, а существовал ли когда-то этот теплый, солнечный берег, к которому ведет его инстинкт?

У - усталость.
Фартук висит в шкафу, словно ждет кого-то. Нарисованная Манэки-нэко все подманивает правой лапкой удачу в дом, и Джин ласково гладит ее по черному ушку.
- Все будет хорошо, - говорит он ей, сам себе не веря.
Когда он выходит на улицу, на нем черная рубашка, черные брюки, на шее висит серебряная цепочка с феей, и темные локоны челки так отросли, что лезут в глаза. Но это не беда, думает Джин, и смотрит себе под ноги, скрывая затравленный взгляд за пушистыми ресницами.
Встреча с группой проходит незаметно. Они сами по себе, Джин сам по себе. Жужжание телекамер и щелканье фотоаппаратов сливаются в неясное стрекотание, и Джин механически повторяет слова, написанные на бумаге.
- Я очень рад вернуться, - с трудом произносит он, боясь поднять глаза и увидеть ненависть в лицах репортеров, - Я буду стараться...
Когда он выходит в коридор, вокруг него мгновенно образовывается пустое пространство. Это обычная для любого японца вежливость, но после Америки Джину кажется, что его сторонятся, и он сбегает в туалет, что бы уткнуться лбом в холодный пластик, сглатывая горькое отчаяние.
Каменаши прислушивается, стоя под дверью.
- Все в порядке? - спрашивает его неслышно подошедший Татсуя, и Каме кивает.

Ф - фальшивки.
Джину кажется, что его никто не понимает. Он скучает по далекой стране, в которой парень, с которым ты знаком всего пять минут, уже хлопает тебя по плечу и предлагает выпить. Он скучает по глупым разговорам и веселому смеху, по легкому, ненавязчивому флирту всех со всеми.
По ночам он пишет песни, мешая японские слова с английскими. Грызет карандаш и терзает гитару, то и дело выходя покурить. Ему все чаще кажется, что вместо пола под его ногами упругая водная гладь, и поэтому Джин с ногами забирается на диван, обнимая подушку.
На репетиции он танцует хуже всех, он разучился петь и с ним никто не хочет разговаривать.
- Он все еще ТАМ, - в голосе Танаки слышна нескрываемая ревность. Он стоит вполоборота к Каменаши, сжав кулаки, с напряженной спиной, искоса наблюдая за Джином.
- Дай ему время, - советует Татсуя, разглядывая браслет на своем тонком запястье, - Нелегко вернуться из страны своей мечты.
Вместо ответа Каме молча отворачивается от них, упираясь взглядом в глаза своего отражения. Он не знает, когда он стал лидером. Он всего лишь хотел вернуть обратно своего Баку.

Х - холод.
Ночью в квартире пусто и холодно. Джин отвык спать, и хватается за любое дело. Он включает телевизор, что бы не слышать этой звенящей тишины, вертит в руках пульт, бездумно переключая каналы. Смеется в ответ на старые шутки, чувствуя, как разрастается в груди пустота. Ему кажется, что он оставил себя в Америке, потерял в одном из баров, словно монетку в пять центов.
Он по привычке одевает черные очки и куртку с высоким воротником. Едет в электричке, спрятавшись в углу от любопытных взглядов.
Покупает себе американо в кафе напротив, и пьет горький кофе в парке, стоя под деревом. Травинки, словно волны, перекатываются под ветром, и Джин не может отвести взгляда от своих кроссовок. Если присесть на корточки, то можно представить, будто это море шелестит, и опущенной руке немного прохладно, когда мелкая роса попадает на кожу.
Джин не решается лечь на газон, поэтому резко встает, чувствуя, как кружится голова от усталости. Кроссовки давно промокли, и, вытирая руки платком, Джин только вздыхает.
В конце концов, самое страшное уже случилось, верно?
Ему больше нечего бояться.
Каменаши, сидящему на скамейке, прекрасно видно изумрудную поляну.
Он спохватывается в последнюю секунду, закрывая себе рот ладонью, не давая вырваться звонкому "Джин!".

[Rainy I-Chi]

Ц - цена.
Джин заново учится заводить друзей. Он стал спокойнее и внимательнее к мелочам, и все чаще молчит. Тагучи взахлеб рассказывает ему о новой игре, размахивая руками, но Джин улыбается дружелюбно и немного устало. Он не перечит Татсуе и не обращается первый к Каме. Он слушается Накамару и уходит домой всегда один.
Танаку это бесит, и он все чаще пытается разозлить Джина, но все его попытки бесполезны.
Танака видит вместо лица Джина белоснежную венецианскую маску.

Ч - часы.
Когда минутная стрелка наконец останавливается на двенадцати, Джин не бежит вприпрыжку к выходу, а сидит на полу, разбирая нотные листы.
- Ja ne, - прощается Накамару, и Джин поднимает руку с зажатым в пальцах белым листом в знак того, что слышал.
- Угу, - говорит Джин, и вновь утыкается в ноты.
Танака вылетает из комнаты, словно ошпаренный. Каменаши слышит, как в коридоре он останавливается, едва не поскользнувшись, и бьет кулаком в стенку.
- Идем, - зовет остальных Каме. Ему все еще кажется, что Татсуя прав, и Джину надо дать время подумать. Понять что произошло, и что теперь с этим делать.
Хотя сам Татсуя уже в этом не уверен.
Когда Джин поднимает голову, он уже один. За окном темно, а ноги затекли от долгого сидения на месте. Потягиваясь, Джин подходит к стене и смотрит на часы.
Снять стекло совсем просто - нужно лишь подцепить ногтем тонкий серебряный ободок. "Никто так ничего и не заметил," - думает Джин, и пальцем начинает крутить минутную стрелку назад. Он отсчитывает час, два, десять, пока не устают руки - но он отмотал назад всего лишь двадцать четыре дня, двенадцать часов.
Вешая часы на стену обратно, Джин на секунду закрывает глаза, запоминая цифру.
Сто шестьдесят девять дней.
Осталось еще сто пятьдесят.

Ш - шепот.
Джин спит в раздевалке, не выдержав напряжения последних дней. Концерты следуют один за другим, и Джину кажется, что в зале сидит одно и то же огромное страшное чудовище, вопящее "ДЖИН!!!" и пытающееся разорвать его на клочки. Даже в здании ДжЕ он не чувствует себя в безопасности.
Он спит, уткнувшись в скрещеные руки, почти свернувшись в клубок, пытаясь стать как можно незаметнее. Время от времени вздрагивая, Джин тихонько поскуливает, словно заблудившийся котенок.
Его почти не слышно.
Каменаши прячет взгляд, боясь посмотреть в сторону своей группы. Он не просил этого лидерства, этой ответственности.
Уэда проходит мимо скамейки и, на секунду задержавшись, легко прикасается к волосам Джина. В этом жесте все - и любовь, и нежность, и забота.
Каме зажмуривается, молясь, что бы у него хватило смелости.

Щ - щедрость.
- Если этого не сделаешь ты, то сделаю я, - почти кричит Танака на Каменаши. Джин, приоткрывший было двери в гримерку, закрывает ее обратно и прислоняется к стене. Все, что ему слышно - это неразборчивая ругань, потом что-то падает и Танака вылетает, с пинка открыв двери. Следом за ним, спокойный и величавый, выходит Каме. Джин отворачивается, боком протискиваясь в гримерку, стараясь не задеть Каменаши. Ему совсем не хочется влезать в чужую ссору.
Каме смотрит вслед Джину, а потом быстро шагает к лифту. Он знает, где найти Танаку.
На крыше солнце слепит глаза, и Каменаши не сразу замечает сидящего на парапете одинокую фигуру. Танака глубоко дышит, пытаясь успокоиться, и Каме садится рядом.
- Я тебя предупредил, - в голосе Танаки звон металла. Словно кто-то бросает горсть монеток с крыши небоскреба.
- Ты не посмеешь, - Каме улыбается, глядя на облака.
- Только если это будешь ты, - Танака сжимает в своей руке тонкие пальцы Каме, и тот чувствует каждый мозоль, каждый шрамик.
- Спасибо.

Э - экватор.
Джин не представляет себе, как можно было уронить висящие на стене часы, но Каменаши и Танаке это удалось. Отлетевшее в сторону стекло разлетелось на две половинки и сотню мелких осколков. Стафф осторожно собирает их по всей гримерке, и Джин с трудом удерживает себя от того, что бы подбежать к разбитым часам. Минутная стрелка погнулась, но все еще двигается, послушно отсчитывая время.
- Всего неделя, - руки Джина перемотаны эластичным бинтом. Он гипнотизирует взглядом упрямо ползущую вперед стрелку, не замечая, как в комнату тихо заходит Каме.
Трещина в полу стала глубже, она мечется беспорядочно, словно не может определиться, куда ей бежать. Словно потерялась.
Каменаши делает шаг вперед, уже собираясь сказать что-то.
Запинается, падает вперед.
Джин не успевает среагировать, поймать Каме или даже просто обернуться. Он только слышит, как вскрикивает от неожиданности Каменаши - Казуя, - и чувствует тепло рук, вцепившихся в его куртку.
- Э? - только и может сказать он, от неожиданности остолбенев.
Казуя тихо смеется ему в затылок.

Ю - юла.
У Джина кружится голова. Он чувствует, как сердце пропускает удар за ударом, а Казуя по прежнему стоит, доверчиво спрятавшись за его спиной. И Накамару, проходя мимо, понимающе улыбается, и Татсуя вытаскивает за шкирку Тагучи из гримерки, и Танака, только заглянув, сразу выходит, щелкая ключом в замке.
Они стоят, одни в комнате, и Джин смотрит в окно, в ослепительно-голубое небо. Пролетающий самолет, словно кисть с белой тушью, перечеркивает окно пополам.
- Они похожи на драконов, - бормочет Казуя куда-то в плечо Джину.
- Что?
- Драконы, которые похищают прекрасных принцев, - закрыв глаза, Казуя вдыхает запах Джина, - И возвращают.
Джину отчанно хочется, что бы Казуя обнял его, и когда руки Каме неуверенно вспархивают на плечи Джина, он накрывает их своими ладонями.
- Тадаима, - шепчет он, не то плача, не то смеясь.

Я
"Потеряться так легко, - думает Джин, - А найтись еще проще".
Все это время он искал не там. В других городах, странах.
А надо было всего лишь обернуться.
Казуя стоит у плиты, и Джину кажется, что он попал в сказку. За окном шумит Токио, словно темное море с медузами-фонарями, а черноухая Манэки-нэко на фартуке все машет и машет правой лапкой. "Куда столько? - удивляется Джин, - Чем я заслужил?"
Улыбающийся Казуя тихонько напевает что-то смутно знакомое, раскладывая карри по тарелкам. Искоса поглядывая на Джина, он то и дело смущенно закусывает губы, обрывая мелодию.
- Мне нравится, - с серьезным видом шепчет ему Джин, словно это большой секрет.
Казуя удивленно приподнимает брови:
- Ты про еду? Песню? Меня?
Джин громко смеется и хитро щурится.
- Про все сразу.
В притворной обиде Казуя бросает в Джина фартуком, и они смеются.
У них еще будет время для признаний.
Джин уверен в этом.